Шанс на жизнь. Десять важных вопросов главному трансплантологу Минздрава России Сергею Владимировичу Готье

— Вы уже упоминали о приоритетном значении развития трансплантологии в регионах. Как формируется эта система? Как проходит обучение кадров? Нужна ли политическая воля для внедрения трансплантологических программ?

— Мы смотрим на возможности развития органного донорства на каждой конкретной территории. Все зависит от числа населения. Цифры от 1–1,5 млн человек, проживающих в данном субъекте РФ, уже дают возможность для организации донорства. Конечно, мы можем использовать прижизненных доноров, которые с удовольствием жертвуют своей почкой или частью печени для ребенка. Это наша ежедневная практика. Но важная сторона развития любой трансплантационной программы — это посмертное донорство: использование того национального ресурса, который мы можем получить от умерших людей.

Развитию трансплантологии в регионах мешает ряд факторов. Это и ментальные трудности, и отсутствие технологий, политического понимания необходимости развития донорства. Данные вопросы должны комплексно решаться в медицинском сообществе, администрации регионов. Мы, как ведущее учреждение, занимаемся тем, что учим специалистов и передаем им технологические основы данного направления. Мы осуществляем выезды для кураторства первой серии операций на местах.

И, конечно, при этом нужно понимать, что, например, трансплантация почки и трансплантация сердца — это несравнимые технологии. Не каждое учреждение может взять на себя программу по пересадке сердца. Многие пробуют, но, видя весь последующий груз, который они на себя берут в смысле наблюдения за больными, выхаживания и т. д., отказываются от дальнейшей практики. Ведь нужна целая команда, армия людей (кардиологи, перфузиологи, хирурги, реаниматологи), которая работает на одного пациента. Поэтому мы стараемся точечно подходить к внедрению трансплантации сердца в регионах.

Тем не менее нашим регионам есть чем гордиться. В непростой для всей медицины пандемийный период на базе Приморской краевой клинической больницы №1 были выполнены первые четыре операции по трансплантации почки. Такую же операцию, и тоже впервые, провели хирурги Республиканской клинической больницы имени Семашко в Улан-Уде. В Тюмени была проведена первая пересадка сердца 38-летнему пациенту.

— Как в России работает законодательство в вопросе донорства?

— В Российской Федерации отношения по трансплантации органов регулируются законом, подписанным президентом Борисом Ельциным в декабре 1992 года. Он основан на презумпции согласия. Фактически человек, у которого была проведена констатация смерти мозга, при сохраненном кровообращении, может быть расценен в качестве потенциального донора органов. Умерший обследуется на предмет возможности использования его органов и при отсутствии противопоказаний производится посмертное изъятие органов для пациента из листа ожидания. Я говорю о жизненно важных органах. Это две почки, сердце, печень, легкие. Иногда требуется поджелудочная железа для диабетиков.

— Каков ваш прогноз на перспективу десяти-двадцати лет? Можно ли ожидать прорыва в трансплантологии в связи с развитием технологий по созданию искусственных органов, с применением стволовых клеток и т. д.?

— Кто только не работает в области создания тканей и органов! Это целая армия ученых, кстати, и нашего института в том числе. Они пытаются создать нечто подобное человеческой ткани, что обладало бы теми же свойствами. Я имею в виду, конечно, жизненно важные органы, такие как печень, почки, поджелудочная железа. Но много десятилетий прошло, и мы не можем сказать, что приблизились к решению этого вопроса. За это время развитие органного донорства позволило выжить многим людям. Я думаю, что тот же принцип должен сохраниться и в будущем.

Даже если представить себе, что кому-то удастся вырастить и пересадить полноценное донорское сердце из собственных клеток человека его и оно будет сокращаться, то это будет единичный случай. Я понимаю, что дальше эти технологии перейдут в серийное производство, — но как быстро это произойдет? Мы же в это время должны спасать людей. Технологии имеют право на существование, но это большие деньги и время, которого просто нет у пациентов. Когда человек с острой сердечной недостаточностью попадает в реанимацию, то счет идет на часы. Ему нужно либо поставить механическую поддержку кровообращения, либо пересадить сердце. Мы попадаем в узкую воронку времени: мы должны быстро соображать, получить орган и пересадить его. Тогда человек останется жив. Ситуация с выращиванием органов пока не жизненна, а лишь прогностически приятна.

У нас ведутся разработки полуавтономного искусственного сердца. В США и во Франции подобной работой занимаются космические агентства. Дорогостоящие технологии пока остаются в мечтах. Мы не делаем ставку на то, что эти разработки спасут жизни десятков и сотен человек, которым реально подарить шанс на вторую жизнь с помощью органной трансплантации.

— Зависит ли процесс выздоровления от психологического настроя пациента? Насколько важно исповедовать позитивное отношение к жизни, чтобы бороться с болезнью?

— Я не припомню среди наших пациентов пессимистов. Когда человек поступает в реанимацию, у него одна мысль — ему хочется жить, а для этого ему нужно дожить до трансплантации. Врачи со своей стороны применяют все возможные технологии. И когда человек доживает до пересадки органа, переносит операцию, начинается процесс восстановления — и вот тут многое зависит от характера. Оптимисты выздоравливают быстрее. Они могут собраться, понимают, что им говорят врачи и что нужно делать. Наши пациенты занимаются спортом, рожают детей, возвращаются в строй, живут полноценной жизнью.

Особенно трогательно наблюдать за родителями наших маленьких пациентов. Трансплантация почек и печени детям дает им возможность дальнейшего развития. В этом случае мы говорим не только о сохранении жизни ребенка, но и о шансе на будущее для всей семьи. Самое главное, что такие семьи не распадаются, а видят перспективу, смотрят в будущее с уверенностью. В этом их сила, в этом наша работа.